Утро свободы

---

Накануне отступления оккупантов по городу разнесся слух, что немцы будут брать молодежь и пускать впереди своих войск. Напуганные клинчане сотнями бежали в окрестные леса и деревни. Город опустел. Беженцами были заполнены Смолевичи, Видовка, Близна, ...

Накануне отступления оккупантов по городу разнесся слух, что немцы будут брать молодежь и пускать впереди своих войск. Напуганные клинчане сотнями бежали в окрестные леса и деревни. Город опустел. Беженцами были заполнены Смолевичи, Видовка, Близна, Песчанка, Вьюнка, Затишье, Кожушье и прилегающие леса. В городе хозяйничали мародеры.

Наша соседка, Валя Бондаренко, рассказывала, как она, 15-летний подросток, с подругой Таней Моисеенко и ее мамой, Марией Антоновной, бежала в те дни из Клинцов. Город они покинули 21 сентября, пожаров еще не было. Сначала хотели переждать отступление немцев в Смолевичах. Но вдоль правого берега Унечи шли на запад немецкие танки. Беженцы, которых скопилось в Смолевичах много, подались еще дальше на север. В тот же день они были в Борках. Там девочки увидели партизан. Трое парней в шапках с красной лентой шли через поле в сторону села Смолевичи.

Большинство беженцев направлялось в Черноручье Гордеевского района. Но девочки встретили знакомого, который работал в Клинцах снабженцем на Зубовской фабрике. Он сказал, что нет смысла уходить далеко, наши войска уже близко, а вокруг, по деревням, стоят партизаны.

В этот день вечернее небо над Клинцами озарили пожары. Валя Бондаренко и ее спутницы переночевали в Борках, на соломе. Беженцев было очень много. Утром 22 сентября встретили дядю Федю Гутникова, и он посоветовал идти в Видовку к его сестрам. Из Видовки, которая расположена на высоком холме, хорошо была видна клинцовская водокачка, что стояла на улице Спартака. Слева от водокачки в небо упирались десятки столбов дыма. Увидев эту жуткую картину, девочки с облегчением вздохнули, что пожар не затронул их район, расположенный правее. Но к следующему дню с горизонта исчезла водокачка, а число дымовых столбов умножилось. Ночное небо над Клинцами стало красным.

Утро 25 сентября 1943 года Вале Бондаренко запомнилось особо. Неожиданно в хату донеслись громкие женские причитания. Десятки женщин выли на все голоса. Девочки выбежали из хаты и увидели, что по проселку идут красноармейцы, а вокруг мечутся крестьянки, обнимают бойцов, суют им хлеб, молоко.

По воспоминаниям В.Л. Майстрова, две ночи пожар над городом был таким сильным, что в 10 километрах к югу от города, в Смотровой Буде, где его, подростка, прятала мать, было светло, как днем.

Месяца за два до освобождения города участились случаи диверсий. Партизаны из клинцовского отряда сожгли «маслозавод» на улице Щорса –небольшой частный дом, где работницы вручную сбивали масло. В августе партизаны сожгли еще один «маслозавод» — в деревне Смолевичи. Это тоже была хата, куда крестьяне сносили молоко в кувшинах для последующей отправки в переработку на молокозавод. Затем прошел слух, что партизаны подожгли трактор в Займище. За несколько дней до освобождения города партизаны подожгли деревянную пристройку у здания типографии на улице Клинцовой (ул. Дзержинского). Пожарные затушили пламя, но здание было частично разрушено.

Серьезные диверсии совершались партизанами на железной дороге. До нас доходили слухи, что под Почепом и Новозыбковом партизаны из других отрядов пустили под откос немецкие поезда.

… Немцы оставили Клинцы 20 сентября 1943 года и ушли в сторону Лопатней и Рожнов. В городе три дня оставался взвод солдат. С 21 сентября немецкие солдаты-факельщики группами по два-три человека ежедневно выходили «на работу», дом за домом, поджигали из огнемета предприятия и общественные здания. Рассказывают, что когда факельщики подкатили к дому рабочих на Большой улице, жители быстро собрали какие-то остатки драгоценностей и «выкупили» у факельщиков дом рабочих. Никто в городе не оказывал поджигателям сопротивления: у населения не было оружия и не было организации. Факельщики «работали» с 21 по 23 сентября. Сгорели все фабрики и заводы, школы и больницы.

Утром 24 сентября по улице Красноборской на трех мотоциклах промчались в сторону Лопатней солдаты-факельщики. Как оказалось, всего девять человек сожгли город.

К вечеру 24 сентября с востока, со стороны Ардони, била артиллерия. Снаряды летели над городом в сторону Рожнов. Оттуда им отвечала немецкая артиллерия. Кратковременная стрельба из автоматического оружия вечером 24 сентября была слышна с юга, из-за железной дорогой.

Тася, моя сестра, жила тогда на Красноборской улице. Она рассказывала, что в ночь на 25 сентября никто в доме не спал. Выходили на улицу, прислушивались, нет ли стрельбы. Все боялись артиллерийского обстрела. В городе было светло от пожаров. Около 4 часов утра ночную тишину нарушили шаги сотен сапог. Тася вышла во двор, глянула в щель забора и увидела людей, идущих по дороге. От соседнего двора послышался голос: «Наши идут!». И тут же начали отворяться калитки. Люди выбегали на дорогу, чтобы убедиться, что это красноармейцы. Солдаты спали на ходу. Их стали тормошить, совать хлеб, вареные яйца. Штрафные батальоны молча прошли через затаившийся город и по Красноборской улице ушли в направлении Лопатней.

Николай Тимофеевич Скрипкин вместе с родителями и десятками других семей с 21 по 25 сентября находился в березовой роще на старом Зубовском кладбище. Уйти дальше Скрипкины не могли, потому, что дома, в горящем городе, умирал дедушка. Ежедневно Коля бегал в город, проведывал деда, кормил его, а на ночь возвращался в березовую рощу. Утром 24 сентября Коля видел, как к Зубовскому мосту на мотоцикле подъехали двое немецких солдат и попытались поджечь мост. Делалось это впопыхах. Пламя едва схватилось, как немцы вскочили на мотоцикл и умчались к площади Свободы. Мост разгорался вяло. Мальчишки выбежали из рощи и сбили пламя песком.

В этот же день Коля вернулся из города с доброй вестью: в городе нет немцев, все магазины открыты, жители разбирают продукты. Мать не решилась возвращаться в город, и семья провела еще одну ночь в роще. Под вечер 24 сентября над городом пролетело несколько снарядов. Вскоре артиллерийская перестрелка прекратилась, наступила гнетущая тишина. Все вслушивались в нее.

Под утро 25 сентября над городом, в южной части, вспыхнули в небе зеленые ракеты, а затем от леса, с левого берега реки Туросны (Московки), послышался шум моторов. В отсвете городских пожаров хорошо было видно, как танки подошли к обгоревшему Зубовскому мосту. Первый легкий танк медленно вполз на мост, но мост стал проседать под тяжестью машины. Танкисты высадили разведку, а сами развернули машины и ушли обратно в лес. Мост через реку Туросна, возле Глуховской фабрики, был разрушен. Танки перешли через мост Стодольской плотины, вошли в город и ушли на запад, вслед за штрафными батальонами. Днем 25 сентября Коля Курочкин с приятелями наблюдал, как танки переходили через деревянный мост возле деревни Дурни.

Бойцы группы разведки, высаженные возле Зубовской фабрики, обнаружили скопление людей на старом Зубовском кладбище, узнали от них, что в городе нет ни одного оккупанта и тут же, к восторгу мальчишек, среди которых был Коля Скрипкин, дали сигнал зелеными ракетами – путь свободен. Не ожидая рассвета, клинчане устремились в город, к своим домам.

Войска входили в город с востока — от Стодола и с юга — от железнодорожной станции. А в 11 часов утра в город со стороны Вьюнки вошли партизаны. Они двигались колонной, с развернутыми знаменами. С песней прошли в центр, к Дому Советов, где состоялась торжественная встреча освободителей с клинчанами. А город продолжал гореть, наполняя улицы едким дымом.

Весь день 25 сентября войска стояли на западной окраине города, на площади Свободы, вдоль дороги на Лопатни. Бойцы отдыхали. Среди них было много легкораненых. Они меняли старые бинты, приводили в порядок одежду, спали возле своих машин. Поздно вечером войска ушли на запад.

Из воспоминаний Павла Максимовича Храмченко.
Снимки из фондов Клинцовского краеведческого музея.