Я видела, как «дышала» земля
Окончание. Начало и продолжение в №№71,75, 77.
Вплоть до самой своей смерти 23 июля 1967 года мама верила, что отец жив, находится где-то далеко, в чужой стране, и нам с сестрой (младший брат умер в возрасте четырех лет 4 апреля 1945 года от дифтерии) завещала, что, когда отец вернется, чтобы ухаживали за ним и досмотрели, как положено.
В послевоенные годы я неоднократно обращалась в военкомат, Министерство обороны, чтобы узнать, как погибли мои отец и дядя, и только 14 сентября 1998 года получила сообщение из Российского центра «Искатель», расположенного в городе Красногорск Московской области, что Кузин Макей Иосифович погиб в бою в сентябре 1941 года. Похоронен в городе Шакой, Литва. Кузин Григорий Иосифович умер в лагере для военнопленных 17 октября 1944 года. Оба занесены в книгу памяти Брянской области (т. 5, стр. 380). А родной брат матери — Матвеев Николай Григорьевич — погиб 15 января 1942 года, похоронен в селе Кулич — Метечь Крымской области.
Нелегко было маме одной поднимать нас. Не было одежды, обуви. Мы с сестрой по этой причине ходили в школу по очереди: один день — она идет, другой — я в этих же платье и ботинках. Помню, как в конце сороковых – начале пятидесятых годов из Америки приходила в Клинцы гуманитарная помощь, и в очереди на одежду и обувь стояли по два — три года. И вот, когда пришла очередная партия гуманитарки, учительница вызвала меня с урока в учительскую и говорит: «Примерь вот это платьице и ботинки». Я примерила, они оказались мне впору. Платьице было ситцевое в оранжевый цветочек. Радости было столько, что трудно передать.
Вплоть до 1955 года мы жили впроголодь. Я училась в Гомельском техникуме железнодорожного транспорта и нередко падала в голодные обмороки. Чтобы привести меня в чувство, педагоги приносили из столовой кусочек хлеба.
Училась я на отлично, получала повышенную стипендию. Но пенсия за отца была больше, и я выбрала ее, так как двойное пособие не полагалось. Из этих 200 рублей надо было заплатить за квартиру 75, 135 оставалось на еду. Хватало на завтрак и ужин, на несколько конфет «подушечек» — липких карамелек без обертки, пару кусочков белого хлеба, а на обед – я чередовала: один день брала первое и компот, второй — второе и компот.
Три года в техникуме проходила в одном платье. Оно протерлось, и я терпеливо зашивала его. Закончив учебу с отличием, была направлена в числе пятипроцентников в институт. Первые две зимы проходила в туфельках и в стареньком, потрепанном пальто. Впрочем, так же одевались и многие мои сокурсники. Но для нас не одежда была главным, мы жадно стремились овладеть профессией, будущим делом всей жизни.
Прочитав мои воспоминания, кто-то скажет: подумаешь, и я так жил (или жила), Да, у нас, «детей войны» — общая судьба. И мы, возможно, больше других понимаем и цену хлеба, и цену мира. За него своими жизнями заплатили наши отцы. Нам приходилось самим устраиваться в жизни, и мы это смогли сделать.
И. Кузина.
